Бел сидел на столе и болтал ногами. В руках он держал тяжёлую стопку бумаг. Нахумрив брови, он сосредоточенно смотрел в верхний листок и читал, шевеля губами. Казалось, он читал какой-то научный труд. Собственную диссертацию или просто чей-то диагноз. Время медленно шло.
Полчаса...
Час...
Наконец нервы Бела не выдержали. Молча подняв раздражённый взгляд от листа, Бел несколько секнуд так же молча смотрел на ровную белую поверхность стены, потом - да-да, молча - швырнул бумаги в стену. Листки красиво разлетелись, подхваченные ветром из открытого окна, и медленно опустились на пол. Бел залюбовался кружением и спрыгнул со стола. С маниакальным блеском в глазах он схватил первый попавшийся листок и бухнулся на пол, попутно доставая из нагрудного кармана халата ручку. Согнувшись в три погибели, Бельфегор начал что-то быстро записывать на криво прижатом к полу листке. Спустя минут десять он оторвался от бумаги, выпрямился, взял лист в руки, пробежался глазами по только что написанным строчкам и, счастливо вздохнув, разлёгся так же на полу посреди разбросанных бумаг. В голове крутилась странная песенка:
Тридцать три коровы, тридцать три, тридцать три коровы, свежая строка.
Тридцать три коровы, стих родился новый, как стакан парного молока...
Она ткак нельзя лучше подходила к ситуации - Бел как раз закончил очередной свой стих и теперь был счастлив и вполне умиротворён.

Бел тихо лежал на полу, блаженно уставившись в потолок. Едва он прикрыл глаза, собираясь вздремнуть, как дверь резко открылась, стукнулась о стену, и Бел получил пинок в бок и шлепок чем-то холодным по щеке. Дальше был грохот откуда-то сбоку и молчание, во время которого Бел пытался сообразить, что вообще произошло. Приподняв голову и приоткрыв один глаз, он имел честь лицезреть одного из сових подопечных.
Хьюга, - подумалось ему. - Что-то случилось?
Спросить вслух он почему-то не догадалася, но тем не менее терпеливо ждал ответа на так и не заданный вопрос. Тем временем пациент, кажется, пришёл в себя.
- Эээ…вы в порядке? - неуверенно протянул он.
Бел задумался. Потом скосил глаза на подбородок, на котором уже давно лежало что-то большое и тёмное. Двумя пальцами врач взял что-то и поднёс с глазам. Оно оказалось тапочком. Пошарив свободной рукой рядом с собой, Бел нащупал и второй тапок. Прислушавшись к себе, он понял, что бок болит не так уж и сильно, а щека скорее горит, как от пощёчины. Но он точно знал - и то, и другое вскоре пройдёт.
- Да, всё хорошо, - наконец сказал он, не отрывая взгляда от тапка. - А тебе лучше одеть тапочки, ты можешь простудить ноги и заболеть.
Он бросил тапки в сторону Хьюги, те, пару раз перевернувшись столкнувшись в воздухе, шлёпнулись около его босых ног. Бел проследил взглядом траекторию местной аномалии - летающих тапочков - и, убедившись в их благополучном приземлении, поднялся, сев на полу. Он подгрёб к себе поближе бумаги и пересел на них, чтобы было теплее. Прдниаться с пола не хотелось, ему и там было хорошо - сухо и относительно тепло. А ещё там много места и до потолка далеко.
- Ты что-то хотел? - наконец догадался спросить Бел, вполне логично решив, что просто так никто к нему в кабинет врываться не будет. Он же главврач, как-никак.

Хьюга чуть хихикнул, но Бел пропустил это мимо ушей - это было вполне обычно, потому что всем известно, признаком чего является смех без причины. А людей с таким признаком здесь большинство. Поэтому чему тут удивляться? В ответ на вопрос Бела Хьюга посерьёзнел и кратко выдал:
- Нашатырь.
Бельфегор кивнул. Подумал, вспоминая, где у него нашатырь и если он у него вообще. Вспоминалось, что был, но не всопминалось, где. Бел нехотя поднялся с пола и обошёл кабинет по кругу, изредка прикасаясь рукой к предметам, пытаясь вспомнить, куда он в припадке чистоплотности запихал нашатырь. Дойдя до стола, он задумчиво посмотрел на Хью и, обойдя стол кругом, согнулся над одним из ящиков. В ящике лежали нож, кусок старого хлеба, кусок заплесневелой колбасы, заржавевший нож, пара смятых бумажек и искомый нашатырь. Что он делал в такой странной компании, Бел в упор не помнил. Всё указывало на то, что когда-то врач ел колбасу и хлеб с бумаги и почему-то запивал нашатырём. Эта перспектива ему не нравилась, поэтому он предпочёл не задумываться.
- Вот, - сказал Бел, помахав бутылочкой перед носом Хью. - А зачем он тебе?
Собственно, наверно, нужно было сначала спросить, а потом искать, но Бел привык сначала делать, а потом думать. К тому же ничто не помешает ему убрать нашатырь обратно.
Надеюсь, он не додумается вырывать его у меня из рук...

Бел терпеливо ждал ответа. По лицу Хьюги было ясно видно, что он серьёзно задумался. Это не могло не радовать Бельфегора как врача - если пациент думает, значит, он может выздороветь. Но, с другой стороны, Бел понятия не имел, о чём он думает. Однако чем больше проходило времени, тем меньше он сомневался в том, что Хью придумывает, что бы сказать, чтобы не говорить правду.
- Крису нужно, чтобы развести краски… - наконец неуверенно протянул он.
Бел окончательно уверился в своих подозрениях. Во-первых, Крис и Хью редко разговаривали друг с другом, что, к слову, было к лучшему - их разговоры редко заканчивались мирно, а во-вторых, Бел никогда не слышал, чтобы краски разводили нашатырём. И если во втором он сомневался, так как не особо разбирался в тонкостях рисовательного искусства, то в первом был просто уверен.
Хью ни за что не стал бы бегать по всей больнице в поисках нашатыря для Криса.
Мысль привела Бела в смятение. Поводов для того, чтобы принести Крису нашатырь могло быть, как минимум, два. Первый, малоубедительный, как уже сказал Хью, - для разведения красок, а второй... Видимо, нашатырь требовался для приведения Криса в чувство. И вот этот факт устраивал Бела меньше всего. Кто его знает, что там с его подопечным. Его диагноз не предусматривал резких падений в обоморок, значит, здесь дело в ком-то другом. А раз пришёл к нему Хью, то, видимо, этот кто-то он и есть.
- Хью, - мягко проговорил Бельфегор, - что с Крисом?